На весь зал разнесся зычный командный голос комдива Телепнева:
– Товарищи! На водку не налегать! Обойдемся сегодня пивом. Смотрите у меня!
Поев, народ не желает расходиться – в пансионе нет помещения, где можно собраться посидеть всей оравой. Товарищи командиры понемногу тянут пиво, а у некоторых замечаю втихую пользуемую водку, несмотря на строгое предостережение. Как-то сам собою завязывается разговор.
– Да зачем нам эти пистолеты-пулеметы! – горячится один из членов закупочной комиссии. – Дальность прицельной стрельбы маленькая, патрон пистолетный, слабенький, надежность у них, говорят, совсем никуда, а огнеприпасов жрут – что твой пулемет! Получается, как немцы говорят, эрзац, а не оружие!
– Э, ты чего по-немецки материшься! – возмущается сидящий неподалеку от разгоряченного оратора командир с кружкой темного пива в руках.
– И ничего я не матерюсь, – отвечает первый, – немецкий надо учить! Эрзац – это по-ихнему заменитель. Ну, когда вместо какой-нибудь хорошей вещи какую-нибудь дрянь подсовывают. Вот, скажем, мы масло сливочное едим, а у немчиков – куда ни глянь, один маргарин. Редко где настоящее масло увидишь. Вот и пистолет-пулемет этот – просто плохой заменитель пулемета.
– Ну не скажи, – вступает в спор Леонид Карлович Доннер, развернувшись на своем венском стуле, положив сложенные руки на его спинку и уперев в них подбородок. – Заменять пулемет пистолетом-пулеметом – это действительно глупая затея. Только вот он не для этого нужен. Пистолет-пулемет есть лишь более мощное, чем обычный пистолет, оружие личной самообороны. Им можно вооружить пехотных командиров, унтер-офицеров… виноват, младших командиров, – поправился он, – артиллеристов, экипажи бронеавтомобилей. В ближнем бою такое оружие помощнее будет, чем пистолет или карабин.
– Нам, в войсках ГПУ, такая штука очень бы пригодилась, – поддержал его невысокий, но крепко сбитый командир, сидевший за одним столом с уже знакомым мне Николаем. – В скоротечных стычках с бандитами возможность задавить противника, ведя огонь очередями, была бы очень нелишней. Пулемет же каждому бойцу не вручишь, а пистолет-пулемет получается практически не тяжелее карабина.
– Вот и верно говорят, – запальчиво заявил первый из спорщиков, – что пистолет-пулемет – это полицейское оружие. Недаром в Германии им шуцманов вооружают!
– Ты нас с буржуазной полицией не равняй! – взвился гэпэушник.
– Эй, петухи! А ну цыц! – прикрикнул на не в меру разошедшихся ораторов глава комиссии. – Вы мне тут еще на кулачках сойдитесь, архаровцы! Анархию тут развели, мать вашу… – Он осекся и умолк, не забыв продемонстрировать спорщикам внушительных размеров кулак.
Все на некоторое время затихли, но потом от одного из столиков стал доноситься до меня гул голосов, сначала негромкий, потом все нарастающий и нарастающий. Там беседу вел все тот же коренастый гэпэушник, который только что обижался за сравнение с полицией:
– …Нет, ребятки, главного вы в рейхсвере не углядели. Впрочем, вам этого, конечно, и не показывали. Тут не в порядке и дисциплине только дело. И не в казармах добротных. Главное в том, как они подготовку у себя поставили. Армию-то им сократили, вот они из своего рейхсвера стараются сделать кадровый костяк для развертывания большой армии на случай войны. Они своего бойца гоняют и в хвост и в гриву, да так, что у них каждый рядовой может за унтера командовать, а каждый унтер готов офицером стать. Вот так вот! – И чекист с чувством превосходства оглядел собравшихся вокруг него командиров.
– Коли уж начал говорить, так сказывай до конца, – ответил ему некто полноватый, с чуть волнистыми, зачесанными назад волосами, коротенькими усиками и круглыми очками в металлической оправе. Чем-то – может быть, аккуратно повязанным галстуком и непринужденной манерой носить штатский костюм – он был схож с Леонидом Карловичем. – Ты, видимо, полагаешь, что нам, в РККА, нужно перенять такую же методу подготовки, как у немцев?
– Именно! – не стал отрицать гэпэушник.
– А ты подумал, сколько патронов они сжигают при их способе обучения? И кто нам такую прорву патронов выделит? Ты полигоны рейхсверовские видел? С нашими не сравнить, да и нет их у нас почти. А ты подумал, как из неграмотного, ну, в лучшем случае полуграмотного, крестьянского парня подготовить хотя бы пулеметчика? Я уж не говорю – младшего командира из него сделать! Сколько его надо учить, чтобы он не то что сумел с компасом и картой обращаться, а хотя бы понял, что это такое? – Полноватый с досадой махнул рукой.
Чекист молчал, не находя сразу слов для возражений.
Напряженную неловкость разрядил Доннер. Он встал со своего места и подошел к сиротливо приткнувшемуся у стены фортепиано. Сел на круглый табурет, откинул крышку, попробовал пальцами клавиши. Лицо его приобрело страдальческое выражение – похоже, инструмент был расстроен, если не вовсе раздолбан по самое не могу, – но все же продолжил подбирать какую-то мелодию. Вот он взял первый аккорд, а затем начал негромким, но сильным голосом напевать. Шум в зале малость поутих, командиры стали прислушиваться, разворачиваться в сторону фортепиано…
Грешным делом, я поначалу решил, что Леонид Карлович сейчас исполнит какой-нибудь романс. Видно, стереотипы представлений о царских офицерах сказались. Но военспец запел нечто совсем иное:
Смело, друзья! Не теряйте бодрость в неравном бою.
Родину-мать защищайте, честь и свободу свою…