Так… Кое-что становится понятным. Старый знакомый прорезался. Наверняка у него многие из коллегии на крючке, за всякие мелкие и не очень мелкие грешки, а кто-то, возможно, и общие дела с ним крутит. Вот он их и натравил. Ну ладно, это еще мы будем посмотреть… («Здавайтесь мне на шестный слово. А там… мы будем посмотреть», – вспомнились мне почему-то строчки из известной агитки Демьяна Бедного «Манифест барона Врангеля».)
Однако насчет «посмотреть» – это я погорячился. Состоявшийся вскоре разговор с Леонидом Борисовичем расставил все точки над «i».
На прием к Красину отправляюсь на следующий же день – пока он вновь не уехал во Францию, – чтобы покончить с неопределенностью своего положения в наркомате. Ведь за то время, когда мне пришлось исполнять обязанности заместителя наркома вместо ушедшего в Наркомфин Фрумкина, на пост начальника отдела импорта назначили другого человека. Теперь же Фрумкин вернулся на прежнюю должность, а я, таким образом, остался лишь членом коллегии НКВТ без определенных обязанностей.
Леониду Борисовичу не надо долго объяснять цель моего визита, и, поздоровавшись, он сразу берет быка за рога.
– Прямо и не знаю, что с вами делать. Надо бы как-то вас прикрыть от всего этого… – размышляет он вслух.
– От чего прикрывать-то? – Вопрос вполне закономерный. Надо же выяснить наконец, насколько далеко зашла интрига.
– Ну вы, наверное, не хуже меня знаете, кому вы дорогу перешли, – вскидывает на меня глаза нарком. – Такая буря поднялась наверху… Все, что я могу для вас сделать, – это запрятать подальше, пока тут «вихри враждебные» не улягутся, – с едва заметной иронией в голосе цитирует он слова «Варшавянки». – Лучше всего, Виктор Валентинович, уехать вам куда-нибудь за границу и сидеть там тише воды ниже травы. У нас, кажется, в Италии образуется местечко. Горчакова, хотя Сергей Григорьевич и дельный работник, судя по всему, придется на торгпредстве сменить. ЦКК, имея поручение Политбюро – с подачи Литвинова и Чичерина, будь они неладны, – требует убрать старых царских чиновников с ответственных постов в торгпредствах. Да у Литвинова с Лежавой на Горчакова вдобавок и персональный зуб есть еще с 1920 года, когда они безуспешно пытались сорвать его назначение в Польшу. Так вот вас как раз на его место и определим. А ему я что-нибудь подыщу у себя во Франции. – Красин вновь вопросительно глянул на меня.
Торгпред в Италии? Некоторые мои недруги дорого бы дали, чтобы заполучить для себя такое местечко. Но мне-то оно зачем? У меня все начинания здесь, все на Москву завязано…
– Спасибо, Леонид Борисович, но мне крайне желательно остаться в Москве, – решительно отвечаю наркому.
– Зря. Ей-богу, зря. – Видно, что Красин не на шутку расстроен. – В банке со здешними пауками вам не ужиться… – Он ненадолго замолчал, потом с горечью проговорил, тихо, почти под нос: – Наше несчастье в том, что нам в нашем аппарате приходится работать с людьми, никогда больше полтинника в кармане не имевшими. Как только такой человек увидит сто рублей – обязательно положит в карман. А эти… большие ребята… пользуются такими проходимцами вовсю для собственной выгоды. – Леонид Борисович задумался и после затянувшейся паузы обратился ко мне: – Если категорически не хотите ехать за границу, найдите себе местечко здесь, но такое, где вы будете вдали от этой братии, и желательно под чьим-нибудь прикрытием. Правда, зная ваш прямолинейный характер, сомневаюсь, что вы подобным прикрытием сумели обзавестись. Но в любом случае оставаться в наркомате не советую. Решительно не советую!
– А чего мне бояться? – возмущаюсь непритворно, потому что жду от Красина не нагнетания абстрактных страхов, а чего-то более конкретного.
– Да поймите же! – Нарком (и, кстати, член ЦК) почти вспылил. – Вас не будут выживать столь прямолинейно, как этот дурак Гуковский в эстонском торгпредстве, который думал, что одного доноса в ВЧК будет достаточно, чтобы убрать вас со своей дороги. Нет, вам будут строить хитрые каверзы, гадить исподтишка, распускать слухи за вашей спиной, и в конце концов замарают в какой-нибудь грязной истории. О, эти могут! На это они очень даже способны! Тут деятели покрупнее калибром, чем те, с кем вы сталкивались прежде, и концы они прячут хитрее, чем хорошо вам известный Квятковский из АРКОСа, который, похоже, зарвался настолько, что песенка его спета…
Красин, видимо, исчерпал запас своих эмоций и с усталым видом умолк, уставившись куда-то в одну точку. Однако, не дав мне вставить слово, он вновь заговорил:
– У вас есть две, много – три недели. Пока я здесь, они вряд ли учудят что-то серьезное. Но самое позднее к началу декабря мне нужно опять быть во Франции, а в мое отсутствие их уже ничто не будет сдерживать. И учтите, я даже толком не догадываюсь, кто же именно из них первым решится ударить вас в спину и какую поддержку притом сумеет привлечь. Слишком уж обширные у каждого из них связи.
Теперь красинский вопросительный взгляд, в упор уставленный на меня, требовательно ждал какого-то ответа.
Ну что же, если перевести всю эту дипломатию на простой человеческий язык, то Леонид Борисович предупреждает, что мои недруги не успокоятся, пока не вышвырнут меня из наркомата, желательно – с позором, а сам он умывает руки. Что же делать? Наплевать и начать войну на измор – кто кого пересидит? Дураку ясно, что они – меня, просто потому что у них возможности больше. А героически погибнуть, запутавшись в сетях бюрократических интриг, мне как-то не улыбается. Значит, придется последовать совету своего наркома и спасаться бегством. Предложения мне вроде бы делались…