Жернова истории - Страница 41

– Сейчас забой скота у нас составляет примерно две трети дореволюционного, а выделка отечественного кожсырья упала чуть ли не в десятки раз! Поэтому наш импорт в этом случае – лишь следствие нашей бесхозяйственности!

Представителю ВСНХ крыть было нечем, но он все же пытался защищаться:

– Вы сами знаете, в каком плачевном положении оказалась наша кожевенная промышленность, да и вся система заготовки кож после войны! Тем не менее Главкожа ВСНХ только в этом году добилась пуска нескольких сотен местных предприятий по выделке кож.

– Вот! – воскликнул я. – Именно по этому пути и надо идти. Только подобных предприятий нужны не сотни, а тысячи, чтобы они не только ориентировались на сырье с крупных скотобоен, но и были способны привлечь кожсырье непосредственно из мелких крестьянских хозяйств. Тогда и не надо будет выпрашивать контингенты и валютные ресурсы для импорта.

– Вам легко говорить! – отбивался представитель ВСНХ. – Бюджет у нас тоже не каучуковый. Его на все не растянешь! Вы хоть представляете себе, какие нужны ассигнования, чтобы создать эти несколько тысяч кожевенных предприятий?!

В общем, поговорили. Когда накал страстей немного поутих, договорились подать совместную записку от Наркомвнешторга и ВСНХ в Совнарком и Госплан о желательности форсировать развитие местной кожевенной промышленности.

На следующий день, когда я полез в сейф за данными валютного баланса, чтобы точно, в цифрах, рассчитать возможную экономию от развития внутреннего производства кожевенного сырья взамен импорта, глаза зацепились за какую-то неправильность. Так, все папки на месте и сложены в том самом порядке, как я их и оставил. Что же не так? А, вот оно – коробочка с моим личным штампом начальника отдела придвинута очень близко к папкам, в то время как у меня она располагалась довольно свободно. Да, так и есть – у меня все папки сдвигались к правой стенке сейфа, чтобы оставить свободное место, куда легко можно просунуть руку и подцепить эти папки. На этом свободном месте и стояла коробочка. Теперь же папки сложены ровно по центру, чего мною никогда не делалось, – и поэтому коробочка со штампом оказалась стиснута между стопкой папок и левой стенкой сейфа.

Конечно, дубликаты ключей от сейфов есть у начальника секретного отдела. Но что такого могло так срочно понадобиться в моем сейфе, и к тому же без моего ведома? Уж больно все это похоже на негласный обыск. Спохватившись, еще раз проверяю сейф – не появилось ли там чего-нибудь лишнего? Но нет, там только набор известных мне служебных документов…

Так за делами незаметно подошло время пролетарского праздника – годовщины Октябрьской революции, празднуемой теперь по новому стилю 7 ноября (а не 25 октября по старому календарю). В эту среду на страницах «Правды» я увидал большую статью Григория Зиновьева, где были смешаны в странный винегрет признания серьезных проблем в партии, обещания восстановить партийную демократию и нападки на неназываемых политических оппонентов, за которыми легко угадывались авторы «письма 46-ти». Статья призывала к обсуждению поднятых проблем. Итак, как и было в моем времени, Политбюро не решилось бесконечно держать клапан зажатым и придумало выпустить пар. Партийная дискуссия была открыта.

Страницы партийной печати сразу превратились в поле полемики. Жаркие споры разгорались на собраниях партячеек. РКСМ тоже не остался в стороне. Однако среди всех этих громких голосов не было слышно голоса Троцкого. Заболел и слег, как это было в известной мне истории? Колеблется? Такой вариант тоже был одной из версий его поведения в дискуссии, известной мне из исторической литературы.

Мне тогда ничего не было известно о мотивах поведения Троцкого. Лишь впоследствии я узнал, что к его колебаниям добавилась слабая тень иррационального страха, едва уловимо маячившая где-то на самой периферии сознания. Ее причина была проста: загадочный В. В. Осецкий оказался кругом прав в ситуации с германским восстанием. И когда Троцкий собрался в самом конце октября выбраться на охоту в Подмосковье, он припомнил предостережение Осецкого и неожиданно для самого себя растерялся. После внутренних колебаний он все же, отругав самого себя за суеверия, выехал на охоту… И предупреждение Виктора Валентиновича насчет болезни оказалось провидческим.

От всего этого уже веяло какой-то мистикой. Загадка Осецкого как гвоздь засела в его мозгу, и он, не привыкший поддаваться сомнениям и колебаниям (хотя и нередко испытывавший их), встал на путь разрешения этой загадки самым радикальным способом – вызвать этого человека-загадку на прямой разговор. Кроме того, он припоминал свой первый разговор с ним. Может быть, этот неприметный внешторговец на самом деле также знает что-то о тайных пружинах и об исходе развернувшейся дискуссии?

Точно в середине ноября – на календаре было 15 число, четверг – секретарь привычно подозвал меня к телефону.

– Виктор Валентинович? – осведомился голос в трубке.

– У телефона.

– Добрый день! Вас беспокоят из Секретариата РВС СССР.

– Добрый день.

«Ну вот, опять этот неизвестно кто «из Секретариата». Чего уж в прятки играть?» – немного раздраженно реагирую в душе на это безличное представление.

– С вами завтра хотел бы встретиться Главный начальник снабжения РККА Юзеф Станиславович Уншлихт по известному вам вопросу о Спотэкзаке. Пропуск вам заказан, номер комнаты там указан. Шестнадцать тридцать вас устроит?

Смотрю на календарь. Совещаний на это время никаких не назначено, приемные часы у меня раньше, заседания коллегии тоже не планируется.