Жернова истории - Страница 71

В этих заботах проходит один мой вечер, второй, третий… Почерк начинает получаться все естественнее. Несколько конвертов и листов писчей бумаги после нескольких циклов намачивания и высушивания я пропитываю по краям раствором селитры. По-другому не выходит – если намочить бумагу селитрой без этих предварительных процедур, она будет довольно стойко тлеть, но не гореть. На листе писчей бумаги, сразу под полосой, пропитанной селитрой, я наношу другую полосу – сильно разбавленным силикатным клеем. Эта полоса должна задержать горение бумаги. А сильно разбавленным – чтобы не мешал на этой бумаге писать.

Все эти манипуляции приходится проделывать, надев кожаные перчатки, извлеченные из кармана пальто, висящего в гардеробе. Жутко неудобно, руки потеют, перчатки приходится то и дело снимать, чтобы дать рукам возможность отдохнуть, а перчаткам – проветриться. Но иначе нельзя: отпечатки пальцев снимать уже умеют. Не знаю, насколько хорошо и с любых ли поверхностей, но рисковать в любом случае не хочется.

Как я и думал, создать шедевр каллиграфического творчества на моих заготовках с первого раза не удалось, и в дровяную плиту на кухне отправились результаты первых двух неудачных попыток. Кстати, проверил – и конверт, и писчая бумага по краям, где они пропитаны селитрой, вспыхивают достаточно активно, а полоса силикатного клея горение приостанавливает. Но вот получен наконец вполне удовлетворивший меня результат. Даже остался один неиспользованный комплект – конверт и бумага с селитряной пропиткой. На них я испытываю свое зажигательное устройство. Сработало!

Теперь надо вновь надеть перчатки и с превеликими трудами (насколько проще работать просто пальцами, без перчаток!) воспроизвести ту же конструкцию на заклеенном конверте, куда помещено только что изготовленное письмо. Остается лишь уничтожить все неиспользованные остатки в так хорошо исполняющей эту функцию дровяной плите – и спать!

В субботу вечером, 26 апреля, наношу еще один визит к гроту Дельсаля в Нескучном саду и оставляю в щели подходящего размера заготовленный конверт, предварительно заколотив в глубине этой щели гвоздик, к которому примотаны кончики суровых ниток. Все, теперь можно звонить в ОГПУ. Но откуда?

Таксофонов в сегодняшней Москве совсем негусто – всего несколько десятков. Я знаю, что они есть в нескольких гостиницах. Но там все на виду. А в гостинице «Люкс», куда было сунулся накануне, так вообще стоит пост – там, оказываются, живут работники Коминтерна, в том числе приезжающие из заграницы, и на входе проверяют пропуска!

Остается один вариант – таксофон рядом с приемной ВЦИКа, что на углу Воздвиженки и Моховой. Доезжаю на «Аннушке» до Арбатской площади и спускаюсь по Воздвиженке в сторону Кремля. Мимо меня по булыжной мостовой грохочет несколько ломовых подвод. И как только извозчики выдерживают – их же небось трясет так, что мозги из ушей должны вылетать!

Но вот и будка таксофона. Приношу в жертву гражданской сознательности серебряный гривенник и дожидаюсь ответа станции.

– Алло, барышня, дайте мне номер…

Логичнее всего было бы позвонить в Московский губотдел ОГПУ, но он в конце прошлого года был упразднен, и теперь все дела по Москве и Московской губернии ведет Центральный аппарат ОГПУ. Раздается щелчок, и сквозь хрипы и шорохи в телефонной трубке до меня доносится:

– Дежурный слушает!

– Товарищ! – говорю строгим, убедительным голосом. – Не далее как сегодня в Нескучном саду я был свидетелем очень подозрительного дела. Некий гражданин, поминутно озираясь, засунул в щель между камнями в гроте Дельсаля – это на полдороге между Александрийским летним дворцом и Ванным домиком на Екатерининских прудах – большой конверт. Уж очень это не похоже на любовную записочку – конверт больно внушительных размеров для такой оказии. Так что там явно что-то нечисто и как бы не контрреволюцией пахнет! Вы записываете? – интересуюсь у дежурного.

– Что за человек? Можете описать? – раздается в трубке.

– Лица, нижайше извиняюсь, не разглядел – были уже сумерки, а в гроте и подавно темно, – поясняю сотруднику ОГПУ. – Но человек явно еще не пожилой, энергичный такой и одет по моде – большая шерстяная кепка, пиджак шерстяной в тон, бриджи, ботинки с крагами.

– Фамилию вашу назовите! – требует дежурный.

– Это, извиняюсь, ни к чему. – И вешаю трубку.

Уф, теперь остается только ждать.

* * *

Дежурный, разумеется, не стал никого посылать в Нескучный сад на ночь глядя, а лишь оставил соответствующую запись в журнале для своего сменщика. Новый дежурный, старший сотрудник особых поручений Адам Иванович Старкевич, заступив на смену и прочтя записи в журнале, тоже решил не пороть горячку и не поднимать сотрудников с утра пораньше в воскресенье. Однако и затягивать дело с проверкой сигнала от бдительного гражданина, пожелавшего остаться неизвестным, он тоже не стал – в воскресенье, да еще по хорошей погоде, в Нескучный сад могло набежать немало гуляющей публики. Поэтому уже в шесть тридцать утра он заглянул в комнату, где отдыхала смена.

– Товарищ старший сотрудник особых поручений… – начал было бодро рапортовать вскочивший с потертого кожаного дивана агент I разряда Васильчук, ревностный служака.

– Ладно, отставить, – махнул на него рукой дежурный. – Нескучный сад знаете?

Васильчук пожал плечами, а стоящий за его спиной агент III разряда Камышин протянул:

– Да знаем вроде…

– Вот и отправляйтесь туда, не откладывая, – приказал Старкевич. – Сигнал надо проверить. Там, на полдороге от большого дворца к прудам, грот есть. – Видя недоуменные лица агентов, пояснил: – Ну вроде пещерки такой, из камней сложенной.